Мы летели над площадью, от башни к ратуше. Под крылом Ахумдус показался странный город. Как он возник на пустой каменной площади, там, где только что не было ни одного строения? В сером холодном свете протянулись прямые улицы. По ним, между квадратными домами, маршировали, не сгибая колен, одинаковые человечки в серых мундирах, с барабанами и пиками.
Сквозь грохот барабанов послышалось шакалье завыванье:
Употребляйте только мысли плоские,
Мысли плоские практичнее в носке!
Вот он где, наш враг Турропуто!
Ахумдус стала круто снижаться, заходя на посадку, но не коснулась земли и, трепеща крылышками, неподвижно повисла в воздухе.
— Что с тобой? — спросил я.
— Не могу! — дрожащим голосом отозвалась Ахумдус. — Там «смерть мухам»!
Ей почудилось, будто улицы замощены клейкой бумагой. Я пробовал переубедить ее, но она только отрицательно мотала головой.
— Делай, как хочешь, я прыгну сам, — вырвалось у меня.
Я прыгнул, еще в воздухе пожалев об этом своем поступке.
Упал на каменную мостовую, с трудом поднялся и, прихрамывая, пошел по одной из улиц.
Отовсюду слышались команды: «Ать-два!», «Р-равняйсь!»
Мне повстречались два одинаковых человечка.
— Как называется ваш город? — спросил я.
Отвечая, они говорили по очереди одинаковыми голосами:
— Это знаменитый «Город Одинаковых Человечков»!
— Всем известный город!
— У нас все одинаково — и люди, и дома.
— И это прекрасно. Ведь если бы не все было одинаковым, то появились бы различия.
— И для разных человечков понадобились бы различные мундиры.
— А для разноцветных домов — разные краски.
— И для разных мыслей — разные головы. Снова донеслось завыванье Турропуто:
Смотрите только сны рекомендованные,
Прокипяченные и расфасованные.
Сны, которые сами рождаются,
Строго-настрого смотреть воспрещается!
Я побежал на голос Колдуна, но скоро понял, что заблудился и кружусь на одном месте.
Из-за угла вышли еще два одинаковых человечка: они все тут ходили парами или в строю и почему-то с закрытыми глазами.
— Скажите, пожалуйста, как мне увидеть колдуна Турропуто?
— Нельзя увидеть то, что хочешь видеть, если видишь то, что есть! — сказал первый человечек.
— Закрой глаза, тогда ты увидишь то, что хочешь видеть, а не то, что есть, — сказал второй таким же голосом.
— Когда глаза открыты, то видишь то, что есть, лягушек например, а я ужасно не люблю лягушек.
— Или розы, а я не выношу цветов.
— Стоит только закрыть глаза и видишь то, что нужно.
— Или ничего не видишь, а это еще лучше.
— Или видишь сны, а это приятно.
— Или не видишь снов, а без снов спокойнее.
Раздался грохот тяжелых шагов. По длинной улице бежал Турропуто. Он был еще далеко, но заметил меня и остановился, давясь от смеха:
— Ха-ха-ха! Вот ты где, маленький негодяй! Тебе понадобился ключ от часов, которые наконец стали идти как следует — в прошедшие славные, ледяные, кровавые времена. — Турропуто похлопал себя по карману брюк, откуда высовывалась петушиная головка ключа. — Сейчас я возьму тебя в щепоть, придавлю, пока ты не взвоешь, и посажу в карман. Там темновато и душно, но ничего, лет через сорок ты привыкнешь, если не сдохнешь до того. А дурацкий уголек, который не гаснет, я швырну в самый глубокий колодец — пусть светит добрым мокрицам и благонравным водяным блохам. И веревочку, которая не рвется, я сожгу. Не будь ее, каменный Сильвер превратился бы в груду щебня — влюбленный щебень, хи-хи, а старикашка Ганзелиус с горя отправился бы на тот свет. Давно пора!.. Эй, одинаковые мерзавцы! Серые негодяи! Окружить! Схватить! Привести! Ать-два! Бегом арш!
Только что площадь казалась пустой, а тут отовсюду — из переулков, из домов, даже из земли — стали появляться одинаковые человечки.
Они строились в шеренги и с пиками наперевес бежали ко мне.
«Конец… Только Ахумдус могла бы спасти меня», — без всякой надежды подумал я и поднял голову, чтобы последний раз взглянуть на звездное небо.
И увидел Ахумдус!
В ярком лунном свете она скользнула крутым виражом, а затем, сложив крылышки, бесстрашно перешла в пике. И еще — чего я совсем не ожидал — на помощь спешил Магистр. Он приближался огромными скачками, держа в угрожающе занесенной руке горсть звезд.
На беду и Турропуто заметил моих друзей.
— Тжарч… Тжарч… — прокричал он, сильно взмахнув руками.
Поднялась ужасающая ледяная буря. Воздух наполнило множество острых льдинок. С каждой секундой сгущалась темнота. Исчезали звезды. Скоро и луна потонула в чернильном мраке.
Озябшими пальцами я вытащил матушкин уголек и огляделся. Над городом навис ледяной свод без единого просвета.
«В лед! В лед!! В лед!!!» Неужели оледенели и мой дорогой Учитель, и Магистр, кто думал больше, чем они? Оледенела Принцесса, и оледенел только что оживший Сильвер, так страшно расплачиваясь за вечную любовь? Неужели весь мир превратился в лед? Или по ту сторону проклятого ледяного колпака люди живут по-прежнему? И там ждут меня, не теряя надежды, Ахумдус и Магистр?!
Я стоял, прижатый ветром к каменной стене дома. Льдинки налетали злыми стаями, но жар уголька уничтожал их. Везде кругом свирепствовала вьюга. Дома стояли, полузасыпанные льдом. Вся улица была усеяна ледяными холмиками. Некоторые из них шевелились, и я понял, что это одинаковые человечки, бежавшие, чтобы схватить меня, и засыпанные вьюгой.
Над улицей и домами, почти касаясь головой ледяного купола, возвышалась огромная фигура Турропуто, тоже по пояс погруженная в ледяную гору.
Надо было использовать минуты, пока ураган держит в плену моих врагов. Ветер сбивал с ног, и я двигался ползком, проскальзывая между человечками.
Турропуто взмахнул рукой, и ветер сразу улегся.
— Эй, одинаковые мерзавцы! Фонари! — кричал Турропуто. — Лопаты, ломы! Первый, седьмой и тринадцатый отряды — откопать меня! Шестой и десятый — изловить маленького негодяя!
Город ожил. Отовсюду бежали человечки. Счастье еще, что в темноте они ничего не видели, уголек светил только одному мне.
Как пригодились в ту ночь уроки прыжков и кроссы, которые дорогой Учитель с мягкой своей настойчивостью заставлял меня бегать ежедневно, и которые, казалось, совсем не нужны сказочнику.
Только благодаря им я не погиб!
Я пробирался под ногами человечков, увертывался, с разбега перепрыгивал через цепи врагов.
— Живее, серые бездельники! — кричал Турропуто. — Поймать негодяя, иначе я выпущу одинаковых крыс, и они сожрут вас.
Впереди почти отвесно поднимался склон ледяной горы, в центре которой стоял Колдун. Я карабкался по этому, ставшему на дыбы катку, цепляясь руками с содранной до крови кожей за колючие льдины, но вновь и вновь скатывался вниз. Надежда почти оставила меня, когда я вспомнил, что в волшебном узелке есть ножик. Я вытащил его и с размаху вонзил в лед.
«Ж-ж-ж», — образовалась ступенька. Еще удар ножика — новая ступенька.
Я взбирался по ледяной лестнице и, оглядываясь, видел, как человечки с лопатами и ломами окружают гору. Бледный свет фонарей к ужасу моему поднимался все выше. Но вершина близко.
«Ж-ж-ж» — еще ступенька; «ж-ж-ж» — еще одна.
Вот уже рядом толстое брюхо Турропуто.
Собрав последние силы, я прыгнул, ухватился за пояс Колдуна, перебрался через край брючного кармана Турропуто и по ключу, как по стволу дерева, соскользнул в темноту.
Все оказалось еще сложнее чем я предполагал. Ключ от часов был прикреплен к стальной цепочке кольцом, закрытым на замок. Я заплакал от бессилия.
Слышны были частые удары ломов о лед. Еще немного, человечки освободят Турропуто из ледяного плена. Тогда побег станет невозможным. Зажав уши ладонями, я говорил себе: «Думай, пока не поздно! Что сделали бы на твоем месте Ахумдус и Магистр? Как бы поступил метр Ганзелиус?»
И вдруг я не припомнил, а будто услышал голос Учителя:
Когда твоя матушка смотрела и смотрела на ключик, пока не закрылись ее глаза, и загадывала одно-единственное желание — пусть в самую трудную минуту он спасет ее сына, тогда ключик стал волшебным…
Волшебный ключик! Как можно было забыть о нем!
Балансируя на скользкой цепочке, я добрался до замка. Я так волновался, что даже не смог сразу вставить ключик в замочную скважину. Потом кольцо разомкнулось, цепочка выскользнула из-под ног, и я чуть было не полетел в пропасть.
О том, что было дальше, можно не вспоминать. Не произошло ничего необычного. Удивительно было только то, как все мне удавалось в ту ночь: ведь я человек невезучий.
Я обмотал веревочку вокруг пояса и привязал к одному ее концу ключ от часов, а к другому — уголек. Турропуто был весь увешан значками, медалями, перепоясан орденскими лентами. И колдунское тщеславие очень пригодилось. Перепрыгивая с медали на медаль, я без труда добрался до плеча Турропуто, а оттуда вскарабкался на его шляпу.
До вершины ледяного купола моей тюрьмы было совсем близко. Устроившись поудобнее, я стал изо всех сил раскручивать веревочку с угольком. Уголек, думал я, как огненный нож прорежет лед, откроются ворота на свободу, и тогда… Тогда я уж найду способ убежать!
Вот мой славный уголек коснулся ледяного купола и точно, как циркуль, прочертил круг. С каждой секундой он глубже уходил в ледяную броню. Плавясь и разрываясь, лед как бы стонал. «Колдун может услышать странные звуки, и конец всему!» — испугался я. Но недаром Учитель говорил: «Злые колдуны так громко кричат, что слышат только самих себя».
Блеснула полоска черного ночного неба и на ней яркая-преяркая звездочка. Плавно изгибаясь, полоска неба удлинялась и удлинялась. Скрежет льда стал таким пронзительным, что Турропуто замолк на полуслове. В высоте открылся круг звездного неба, и одновременно я почувствовал страшный удар, от которого потерял сознание.
Очнулся я от легкого ветерка, обвевающего лицо. Очень болела голова. С трудом открыл глаза и увидел Ахумдус. Она махала крылышками, как веером.
— Где мы? — спросил я.
— Наконец-то! — Ахумдус улыбнулась и перевела дыхание. — Успокойся. Ты на свободе. Я заметила уголек, мы с Магистром ухватились за веревочку и потащили — сначала показался ты, а за тобой — ключ.
Я лежал на тускло поблескивающем льду. Было жутко от того, что так близко Город Одинаковых Человечков чуть было не ставший для меня вечной тюрьмой. Справа чернела круглая прорубь; через нее меня вытянули на волю. Оглядевшись, я увидел башню, аллею старых каштанов и ратушу. И увидел Магистра: высоко подпрыгивая, он спешил к часам.
— Как мы переволновались, пока ты был там, — жужжала Ахумдус. — Сколько раз я говорила, что тебе нельзя оставаться одному, пока ты так молод и еще не образовал свой ум. Но что нам советы друга, если природа наградила нас упрямым и строптивым характером…
Кажется, Ахумдус совсем забыла, почему я остался в одиночестве. Ну и пусть. «Забытая обида — мешок, сброшенный с плеч, обида, которую не прощаешь другу, — горб», — повторял Учитель.
— А где Турропуто?! — спросил я.
— Соскучился? — усмехнулась Ахумдус. — Льдина тебя, к счастью, только задела, а его так шарахнула по голове, что он не скоро очнется… Магистр просил нас поскорее разыскать Сильвера и Принцессу, — через минуту прожужжала Ахумдус. — Он очень беспокоится за их судьбу.
Мы поднялись в воздух. Я обернулся. Не было ни ледяного купола, ни Города Одинаковых Человечков. Они исчезли так же странно и внезапно, как и появились.
А может быть, они стали невидимыми только для нас, обычных людей?!.