(о сказках для самых маленьких)
Мама уложила Вовчика спать и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. (Вовчик это малыш одного года и двух месяцев от роду). Из соседней комнаты мать некоторое время прислушивалась. Этот ребенок не очень жаловал укачивания и предпочитал засыпать сам, но перед сном любил заниматься разными интересными для себя делами. Мама уловила короткую и нешумную возню в детской, потом стало тихо. Она заглянула туда – удостовериться, что можно спокойно заняться своими делами. Вовчик лежал на вытащенном из кроватки и расстеленном им одеяле с пустышкой во рту и книжкой про курочку Рябу в ручках. Он сосредоточенно смотрел в нее, посасывая пустышку. Вот какую картину застала мама в детской.
Вовчиковы родители серьезно готовились к его появлению на свет, посещали специальные курсы для беременных и их мужей, по вечерам к большому изумлению будущих бабушек и дедушек уединялись для чтения вслух сказок и былин. Читали они будущему бэби и уверяли, что ему это нравится. Не будет судить, откуда родители об этом узнали, но после рождения ребенок действительно мог долго слушать сказки в записях и рассказанные мамой. Очень скоро выяснилось, что у него два вида любимых игрушек – совершенно неигровые замочки, запоры, вилки с розетками, утюги, переноски, всевозможные вкладыши геометрических фигур и книжки, которые он сам выбирал в своей библиотеке и приносил читать родителям и прочим родственникам.
Что в книжке с картинками обнаружило дитя, еще ничего практически не говорящее, хотя вполне разумное и понятливое? Какую роль играют сказки в жизни малыша – предстоит нам попытаться понять. Конечно, наши домыслы будут во многом фантастичны, но ход рассуждений будет открыт.
Сказка и миф со времен Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга приковали к себе неослабевающее до сих пор внимание психологов. Масса серьезных исследований посвящена сказке и ее роли в развитии и судьбе человека, и не только маленького. Сказочные и мифологические сюжеты воплощаются во снах взрослых людей, отражаются в осуществляемых ими сюжетах своей жизни, хотя при этом люди порой практически не помнят сказок и никогда не были знакомы с мифами. Анализ архетипов (древних базовых образцов поведения людей) составляет предмет аналитической психологии, одного из весьма эффективных и развивающихся методов помощи в психологических проблемах здоровых людей и психических расстройствах пациентов психиатра. Теперь ни у кого не вызывает сомнения аксиома: сказка один из важнейших формообразующих моментов в судьбе человека – наряду с прочими аспектами воспитания. Она является неким мощным концентратом закодированной символическим языком древней и по-прежнему актуальной информации о том, какова жизнь. И сам тот факт, что древние сказки по-прежнему живы и здоровы, вселяет уверенность, что основа человеческого бытия, его костяк, остался практически неизменным, меняя лишь свое облачение, внешний вид, следуя моде либо необходимости.
Язык символов – эсперанто, понятное любому малышу. «Бух», например, отражает целый процесс возможного падения и появления большой «вавы». «Вава» тоже понятие чрезвычайно обширное. Язык таких кратких символов начинает вспоминать любая мама (и многие папы), для которых доставляет удовольствие возня с малышом. Для всех прочих взрослых язык символического мышления младенца и его матери постепенно становится практически недоступным, за исключением поэтов, к коим следует отнести художников и прочих живописцев образа. Нам предстоит знакомиться с ним заново – через сказки для самых маленьких.
Теперь нужно немного сказать о рабочей (удобной для наших целей) классификации сказок. Выделяют кумулятивные сказки (с закономерно изменяющимися повторами в сюжете – типа «Репки», «Курочки Рябы», «Колобка», «Теремка»). Они традиционно и не зря считаются сказками для самых маленьких. За ними следуют народные волшебные, плутовские и бытовые сказки. Затем – авторские сказки. У каждой разновидности – своя основная цель и задачи, кое в чем они могут пересекаться и обобщать целый комплекс воздействий. Наш сегодняшний разговор посвящен в основном первой группе.
Необходимо также прояснить связь между сказкой и мифом. Существует распространенное представление о том, что сказка это десакрализованный миф, т.е. миф, с которого снят ореол священнодействия, в сюжете которого главные действующие лица уже не боги или богоподобные герои, а люди и специфические сказочные персонажи. В то же время в отношении происхождения самих мифов существует теория эвгемеризации (Эвгемер, древнегреческий ученый, исследовавший закономерности мифотворчества). Эвгемер предположил, что основой мифов послужили деяния вполне конкретных выдающихся людей, которых впоследствии обожествила молва. Возможно, это действительно один из механизмов мифогонии, но вряд ли единственный, т.к. мифы повествуют не только о похождениях и деяниях героев, но и о сотворении мира (космогонии), появлении богов (теогонии) и конце, конце мира (эсхатологии).
Первой нашей задачей будет сопоставление некоторых мифологических сюжетов с сюжетами сказок, а второй – принятие решения, в чем смысл и практическое значение этого сопоставления. Для чего это нужно – для грамотного отношения взрослых, воспитывающих ребенка, к сказке и ее роли. Время от времени в книгопродаже попадаются очень красочные и заманчивые, но искаженные и подслащенные варианты классических сказок. Например, «Теремок» традиционно должен закончиться тем, что медведь сел на него и раздавил. Ан нет: в одной из современных версий бедные зверушки, оставшиеся бездомными, стыдят Медведя, и ему становится стыдно, и он строит для зверушек новый Теремок. Сказка получилась совсем другая и полностью теряющая свой первоначальный смысл. Вот и в первоначальной «Курочке Рябе» скорее всего не было: «Снесу я вам другое яичко…».
Начнем же с тайны курочки Рябы и Теремка. Сразу оговорюсь – нет смысла и возможности добиваться полной, исчерпывающей трактовки этого сюжета. Каждое явление мира, к счастью, безмерно богаче всех наших попыток его понимания. К настоящему времени исследователи-юнгианцы достоверно выделяют три слоя амплификации (уточнения, прояснения) образа (по Джеймсу А. Холлу). На поверхности лежит личностный слой, имеющий отношение к непосредственному опыту человека, читающего или сочиняющего сказку, видящего сон. Второй слой амплификации – культуральный, связан с принадлежностью человека к определенной этнической общности, культурной зоне. Символика такого сюжета специфична для сказок определенного народа. Так, в чеченских сказках один из ведущих мотивов – взаимная поддержка и верность друг другу двух братьев или друзей, один из которых, например, помогает другому добыть невесту. Это типично для психологии малого народа, возможность выживания которого полностью зависит от солидарности и взаимной поддержки его представителей. И этот мотив практически не встречается в сказках русских. Можно даже сказать, что там он встречается с точностью до наоборот: завистливые братья губят отважного младшего брата и умыкают его невесту. Третий слой амплификации – архетипический, касается сюжетов самого глубинного свойства, пронизывающих фольклор и эпос большинства народов мира, в том числе лишенных естественной возможности непосредственно передавать друг другу сюжеты. Так, чрезвычайно распространенным в мире является сюжет о царевне-лягушке или принце-лягушке, красавице и чудовище. Сегодня мы коснемся архетипического слоя сказки, т.к. речь идет о самых маленьких слушателях ее, у которых личностный опыт и культурная сопричастность еще только формируется и единственным их реальным достоянием является генетическая база в виде архетипов экзистенции, коллективного бессознательного. На самом деле генетический характер присвоения архетипов не имеет до сих пор строгого научного доказательства и служит нам рабочей гипотезой.
Итак, Теремок. Сказка про теремок – одна из самых первых сказок для самых маленьких. Теремок был маленький, а жителей в нем становилось все больше, и размеры этих жителей все увеличивались. Возможности теремка по размещению жителей и его история подходила, таким образом, к своему завершению. Неизбежность этого факта пришла в виде медведя, который сел на теремок и развалил его. Мифологически это соответствует началу и концу мира в космогонических мифах. Это элемент зарождения мира в индийской мифологии, когда юный Индра, родившийся от союза Земли и Неба, глотнул хороший глоток сомы, и стал так быстро расти, что раздвинул их навеки и заполнил пространство между ними, олицетворяя воздушную стихию. Но этого было мало для сотворения мира. Собственно, Индра был сотворен для победы адитьев (олицетворение светлых сил во главе с Варуной) над данавами (от слов «стеснение», «несвобода», олицетворение злых сил) во главе с Вритрой (что значит на санскрите «нечто скрытое»). Юный Индра вооружился важдрой, копьем-молнией, проявив себя, таким образом, громовержцем, и поразил Вритру и Дану, его мать, расколов демона и землю под ним. Тогда из демона (из земли – по другой версии мифа) хлынули космические воды, подобно стаду мычащих коров. Воды были уже беременны и содержали в себе солнце. Освобожденное светило и воды расположились на небе. Так начался мир, и одним из элементов этого начала был раскол Нечто скрытого, олицетворения стеснения, несвободы, замкнутости. Раскол Вритры, Теремка…
Но не менее, чем такое своеобразное, катастрофическое начало мира, сказка про теремок напоминает мифы о конце мира. Впрочем, в мифологии он никогда не бывает вполне окончательным и всегда подразумевает последующее возрождение. Скандинавский конец мира, Рагнарек, вовлек весь мир в хаос огня, но все же выжили дети богов Одина и Тора, и один из сынов Локи, и двое людей, мужчина и женщина, и заколосились без посева поля. После гибели старого мира на его пепелище зародился новенький мир. В индийской мифологии конец мира должен обозначить Шива, исторгающий из себя пламя, которое поглотит мир. Шива также создаст новый мир, когда будет на то его воля.
В ранней детской классической литературе есть еще одна сказка про раскол. Конечно, это «Курочка Ряба». Золотое яичко – практически полная аналогия с сущностью Вритры, который скрывает в себе космические воды, содержащие внутри себя солнце. Расколоть яйцо пытались дед и баба (адитьи) и у них ничего не получалось, пока не появилось юное существо с волшебным хвостиком, подобным по эффективности громам и молниям Индры. Индра был столь могущественным, что напугал даже породивших его Землю и Небо и те навеки разлетелись. Не исключено, что грандиозностью катаклизма раскола космического яйца Вритры были потрясены и сами адитьи, равно как дед и баба. И хочется и колется… И как получаешь то, о чем мечтаешь долго, то потом и непонятно, что с этим делать.
А что же значит простое яичко, которое курочка обещала снести еще? Дану, мать Вритры, олицетворяет Несвободу, стеснение, силы, сдерживающие нечто внутри, в нашем случае – внутри яйца и земли. В греческой мифологии Деметру, земную богиню плодородия, иногда называют богиней Дан, т.е. земной. Считается, что Посейдон получил свое имя как муж богини Дан (игра корней «дон» — «дан»). Именно этот смысл отражает его имя. Нам известно, что Посейдон преследовал Деметру в виде коня, а Деметра была тогда в образе лошади. Случайно ли это созвучие? Нам известно, что в санскрите и других древних языках индоариев немало общих корней. Кроме того, в кельтской мифологии (относящихся к индоевропейцам) описываются племена богини Дану (Туата де Дананн), которые прибыли в Ирландию по одной версии в окружении темных облаков, три дня закрывавших солнце. Племена богини Дану вытеснили предыдущих обитателей Ирландии фоморов и стали хозяевами земли. Потом их вытеснили люди, и Туата де Дананн ушли в сиды (холмы, в которых жили представители того мира, духи умерших). Таким образом, индийская Дану и греческая Дан, Деметра, и кельтские племена богини Дан, могут быть олицетворением сдерживающих сил земли, как порождающей стихии. В этом с одной стороны их зло, хотя в греческой мифологии Деметра считается образчиком чрезвычайно заботливой матери, но ее связывающая опека приводит к тому, что юная и невинная Кора, ее дочь, достается самому «скверному» парню (с точки зрения матерей) из всех возможных, Гадесу-Аиду, царю подземного царства смерти. В реальной жизни совсем нередки подобные факты, когда долго и бдительно выдерживаемая своими родителями барышня из приличной семьи выскакивает замуж со скандалом за самого большого хулигана из своего окружения. Нам известно, что мужчины не играли большой роли в жизни Деметры. Смыслом ее жизни становились дети. Налицо симбиотическая связь, затрудняющая развитие ребенка, будь то яйцо или девственница-дочь. И в каждом случае трансформация в иное качество существования становится возможной только через смерть. Яйцо разбивается, Вритра погибает, дав жизнь солнцу и космическим водам, Кора-Персефона теряет девственность (символическая смерть невесты) и становится царицей подземного царства. Еще одна немаловажная подробность – санскритский корень «дан»-«дон» санскритологами трактуется и как нечто текучее, отсюда, как предполагается, произошли названия рек – Дон, Дунай, Днепр. Коротенький корень, в котором заложена двойственность, противоположность, а, значит, потенциальная возможность развития. Сдерживающее начало раскалывается, что обеспечивает свободное излияние животворного начала.
Вот как иллюстрирует «Курочку Рябу» ЗАО «Мир поздравлений» в маленькой открытке «Сказка в подарок». Не правда ли, разбитое яичко похоже на восходящее из вод солнце?
Согласно мифологиям различных народов получается, что нет другого пути для радикальной (космической) трансформации, кроме космического же по своим масштабам катаклизма. Смерть, если не физическая, то уж непременно символическая – с разрушением старых иллюзий, образа жизни, системы ценностей – вот что единственное дает гарантию поистине радикального преобразования.
А простое яичко – это воспроизведение прежних форматов жизни, ее повторение без каких-либо радикальных преобразований. Мир, будучи однажды сотворен, какое-то время нуждается в плавном, эволюционном развитии. Кроме того, появление простого яичка может вообще не иметь отношения к основному сюжету, а служить своего рода компромиссом, реверансом в сторону читающего сказку взрослого, которому мало чисто космического смысла малюсенькой истории. На самом деле мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Ряба снесла золотое яйцо мироздания, и больше от нее ничего не требуется.
С точки зрения древней мифологии уместно вспомнить сказку и о Колобке. Путь Колобка, как мы помним, закончился в пасти рыжей Лисы. Позвольте провести очень древнюю параллель с одним из сюжетов египетской мифологии. Небесную богиню Нут (по разным версиям она мать или жена бога солнца Ра) представляли в облике небесной коровы или свиньи, пожирающей своих поросят. Древнейшие элементы мифа известны как доисторическое представление о небесной корове, рождающей своего теленка, Солнце, и, скорее всего, пожирающей быка вечером, чтобы снова родить теленка утром. Колобок это очень солнечный символ по своей форме и характеру продвижения по лесной (дневной) тропинке, минуя все препятствия. В конце дня солнце-Колобок тонет в рыжем закате-Лисе.
Что же нам дает космогонический миф в младенческой версии, почему он продолжает существовать в сказках для самых маленьких, почему песенка про кузнечика, который сидел в травке до того, как его проглотила лягушка, стала так некритично популярна среди детей и взрослых? Почему вполне грустный сюжет о срубленой-загубленой в лесу ёлочке стал символом новогоднего праздника? Об этом много написали этнологи, этнопсихологи, культурологи, исследователи сказок и мифов. Мифология и фольклор всегда были элементом инициатической культуры, культуры посвящения в новое социальное или духовное состояние. Никто, разумеется, не убивал ребенка, чтобы из него возник взрослый охотник, но символическая смерть яйца, личинки, младенца была заложена в сюжетах самых ранних сказок и совокупности ритуалов первобытных людей. Сказка ложилась на почву древнего архетипа трансформации, превращения живого существа, и готовила его к реалистическому восприятию мира людей и природы. Буквально: все однажды рождается и все однажды закономерно умирает, служа материалом нового мира, явления, существа. Таким образом, маленькая сказка служит основой для формирования диалектического восприятия мира.
Так проходил свое посвящение юный охотник, молодой шаман. Ритуалы посвящения юноши во взрослого охотника подробно описаны в работах В. Проппа и Дж. Фрезера. Суть ритуала вкратце представляет собой символическую смерть прежнего человека – ребенка. Это происходило в лесном доме, напоминающем по оформлению тотем, духа предков. Им бывал какой-либо представитель живой природы – зверь, птица, рыба, в зависимости от значимости этого существа для жизни племени. Юный охотник должен быть поглощенным, съеденным духом предков. Только тогда он мог обрести необходимые знания и свойства характера, положенные взрослому человеку. Юноша заходил в дом. Там его ждало испытание на терпение, выносливость и бесстрашие. Он подвергался пыткам с точки зрения человека цивилизованного. Ему могли рассекать плетью кожу на теле, совершать обряд ритуального обрезания, в некоторых культурах обрубали мизинец руки. Это знаменовало смерть ребенка, вошедшего в дом. Прошедшего испытание болью и страхом нарекали нередко другим именем, настоящим. Такая жесткая инициация была гарантией того, что воин и охотник сможет вынести все тяготы, уготованные ему нелегкой жизнью в условиях дикой природы.
Женщины не избежали своего варианта инициации. Фрезер описывает несколько очень сходных ритуалов в первобытных культурах, касающихся девочек, достигших половой зрелости. Появление месячных вызывало страх у первобытных людей перед женским естеством, природе которого приписывали такие беды, как неудача на охоте, в рыбной ловле, вплоть даже до смерти одного из мужчин, между которыми окажется женщина в свой «нечистый» период. Поэтому ритуалами очень многих народов в различных частях света в отношении девушек, достигших или достигающих половой зрелости, предусмотрены два важнейших момента: девушка не должна видеть солнца и касаться земли. Будучи сама нечистой и могущей принести беду через контакт с внешней средой, ей и самой, по народным поверьям, были очень вредны воздействия этого внешнего мира. Так, по поверьям одного из африканских племен, если на девушку падали лучи солнца, она могла превратиться в высушенный скелет. Вот как описывает Дж. Фрезер обычаи только некоторых народов мира.
«У отданомов Борнео девочек в возрасте восьми или десяти лет заточают в маленькую комнату или келью и на долгое время лишают всякой связи с внешним миром. Дома отданомов строятся на сваях и освещаются через одно-единственное окошечко, выходящее на пустынное место, так что девочка находится почти в полной темноте. Даже в случае крайней необходимости ей не разрешается покидать комнату. В продолжение всего срока заточения ее не имеет права посещать ни один из членов семьи. Для ухода к ней приставлена рабыня. Время своего одиночного заключения, которое нередко растягивается лет на семь, девочка коротает за плетением циновок или за каким-нибудь другим рукоделием. По причине неподвижного образа жизни ее рост задерживается, и, когда по достижении половой зрелости ее, наконец, выпускают на волю, лицо ее бывает бледно как воск. Девочке вновь показывают солнце, землю, воду, деревья и цветы, как если бы она только что родилась на свет. На грандиозном пиру в ее честь убивают раба и обмазывают девочку его кровью. В прошлом в Сераме девушек по достижении половой зрелости в одиночестве запирали в темную хижину.
Коняги – эскимосская народность на Аляске – помещают девушку по достижении половой зрелости в маленькую хижину, где ей предстоит шесть месяцев простоять на четвереньках. После этого хижину несколько расширяют, чтобы девушка могла выпрямить спину и оставаться в этой позе еще шесть месяцев. В течение всего этого времени девушка считалась нечистой и была полностью лишена общения с соплеменниками.
Когда у девочки появлялись первые признаки половой зрелости, гуарани Южной Бразилии на границе с Парагваем зашивали ее в гамаке, оставляя в нем одно маленькое отверстие для дыхания. Завернутая в гамаке, как труп, она пребывала в таком положении два или три дня, пока длились месячные. Все это время ей было строго-настрого наказано соблюдать пост».
Как мы видим, женщина подвергалась не такому интенсивному, как юноши, зато более длительному и утомительному испытанию, воспитывающему в девочке терпение и выносливость. Но аналогия с состоянием внутри утробы, внутри яйца, с последующим выходом из него в новую жизнь, в новом качестве, опять просматривается вполне четко.
Иными словами, в метафорической форме сказки про золотое яичко и теремок сообщают маленьким девочкам и мальчикам, что период их пребывания в утробе детства однажды закончится выходом в белый свет. И легким этот выход не будет.
Не менее важную роль эти сказки и эти мифы играют и в формировании родительской позиции. Сколько веревочке не виться…Однажды ребенок станет готов выйти из яйца предыдущего состояния, и только при условии этого выхода он сможет жить дальше, но в уже новом качестве. Нам известно не менее трех кризисов детства, проходящих под знаком почти космических трансформаций: 2-3-х лет, 6-8 и 12-15 лет. И в каждом из них буквально из куколки, яйца появляется новая во многом, неведомая ранее личность.
В заключении: сказка для самых маленьких выполняет с этой точки зрения одну, но очень важную задачу – формирует диалектическое мышление будущего человека, закладывает иммунитет к страху превращений, переходов, перемен. Это наднравственный или вненравственный континуум (нравственный недоступен еще мышлению ребенка первого-второго года жизни), поэтому воспроизводить сказки надо точно, в классическом варианте. Нравственные же нормы и оптимальные способы существования в человеческом социуме содержатся в сюжетах волшебных и авторских сказок. Это тема другого разговора. А такие вот сказки-мифы должны быть самыми первыми, с которыми мы можем знакомить малыша еще до его рождения. Даже без понимания смысла сами повторы повествования с последующим его завершением уже являются отражением ритмического рисунка мироздания.