По зимней дорожке неторопливо шагал почтовый голубь, а за ним на снегу тянулись следы — цепочка маленьких самолётиков с короткими, отведёнными назад крыльями. Кто-то свистнул. Голубь взлетел. А самолётики так и не смогли подняться в воздух. Остались на снегу.
Миша присел на корточки и, чтобы помочь взлететь первому самолётику, подул на него изо всех сил. Самолётик не шевельнулся. Тогда Миша протянул руку и сгрёб его вместе со снегом. И крепко сжал в кулак. А когда разжал пальцы, самолётика уже не было. На ладони лежал обыкновенный снежок. Зато высоко в небе слышался густой гул — это, серебрясь на солнце, летел маленький настоящий самолёт. Миша не засмеялся и не закричал от радости. Он смотрел в небо широко раскрытыми глазами. Ладошка горела, а между пальцами просачивались ледяные капли — это таял маленький снежный аэродром, с которого взлетел самолётик. И вдруг совсем близко послышался знакомый голос:
— Летит?
Рядом с Мишей стоял худой мальчик с вытянутым лицом. Очки, как сделанные из проволоки, косо сидели на покрасневшем от холода носу. Но мальчик не замечал, что очки сваливаются с носа.
— Летит?
— Летит, — ответил Миша и сделал несколько шагов вслед за самолётом. И почувствовал, что одна нога тяжелее другой. Посмотрел вниз, чтобы выяснить в чём дело. И выяснил: на одном валенке не было галоши.
Может быть, она улетела с маленьким самолётиком?
Миша оглянулся и увидел на снегу ровную цепочку следов почтового голубя — самолётики как бы выстроились на взлётной полосе в ожидании своей очереди.
— Тут ещё много, — сказал он мальчику с вытянутым лицом. — На них могут наступить.
— Они все улетят, — был ответ. — Они ждут сигнала.
Миша поверил, кивнул головой. И отправился искать галошу. Может быть, она и не улетела, а лежит где-нибудь на дорожке.
Миша был тихим мальчиком. Никогда не ревел. Ел то, что ему давали. И, ложась спать, не требовал, чтобы безголосые родители распевали ему колыбельные песни. А когда болел и к нему приходил врач со шприцем — не хныкал, не забивался в угол, а сам снимал штанишки и подставлял что полагается под острую иглу.
И хотя, кроме имени, у Миши не было ничего от настоящего медведя, ложась спать, он говорил маме:
— Сделай мне берлогу.
Мама искусно складывала одеяло, и оно превращалось в берлогу. Миша забирался и тут же «впадал в спячку» — засыпал. Спал он по-медвежьи, крепко. На одном боку.
С некоторых пор с Мишей стали происходить странные вещи. Однажды, гуляя во дворе, он крикнул маме:
— Король дома?
Мама не поняла, о каком короле идёт речь, и крикнула из окна:
— Какой король?
Миша удивлённо посмотрел на маму и терпеливо повторил вопрос:
— Король дома? Тогда мама крикнула:
— Дома. Дома король!
— А что делает королева? — спросил Миша.
Что может делать королева в обыкновенной двухкомнатной квартире? Мама мыла посуду. Она показала Мише тарелки и крикнула:
— Королева моет посуду! Миша остался доволен ответом. Через некоторое время он спросил:
— Карета подана?
— Карета подана. Король уехал. Королева спит, — как по написанному ответила мама.
С тех пор Миша стал задавать массу необычных для обычной жизни вопросов.
— Был ли королевский врач? Что приготовил на обед королевский повар? Не бегала ли принцесса босиком? Не началась ли война с соседним королевством?
Миша превратил свой дом в сказочное королевство. А все его близкие и знакомые стали жителями королевства.
— Кто же ты сам, Миша? — спросила его однажды мама. Мальчик очень удивился, что мама не знает, кто её собственный сын, и ответил:
— Я… королевский сапожник: Я шью сапоги-скороходы.
При этом Миша полез под кровать и вытащил оттуда старые болотные сапоги, в которых дедушка в незапамятные времена хаживал на охоту. Они действительно были похожи на сапоги-скороходы, только на голенищах у них не хватало маленьких крылышков.
Молчаливый Миша редко рассказывал о новостях в королевстве. Только однажды он подошёл к маме, посмотрел на неё печальными глазами и спросил:
— Ты ничего не знаешь?
— Нет, — призналась мама. — Что-нибудь случилось?
— Случилось, — вздохнул Миша. — Король умер. Королева в горе. Я больше не королевский сапожник.
— Кто же ты, Миша? — тихо спросила мама.
— Я друг Серой Совы, — ответил Миша, и в его голосе прозвучала
обида: как это мама не заметила, что он больше не королевский сапожник.
— Ты друг птицы? — спросила мама.
— Серая Сова не птица. Это человек с перьями на голове. А его друзья — бобры. Я буду грызть зубами деревья и строить себе хатку.
— Значит, ты теперь бобёр?
— Бобёр.
— А я, выходит, бобриха?
— Ты — мама, — был ответ.
Теперь Миша задавал совсем другие вопросы. Он кричал со двора:
— Как наша хатка? Не снесла ли река плотину?
И мама терпеливо отвечала, что хатка стоит на месте, а реке не под силу сдвинуть могучие брёвна, которые перегородили её русло.
Миша кричал со двора:
— Если бобрята будут шалить, я оставлю их без свежей рыбы! Несколько раз мама находила под Мишиной кроватью поленья. Вероятно, это были деревья, которые бобёр Миша собирался грызть зубами. Следов Мишиных зубов на поленьях не было. Зато все карандаши в доме были кем-то разгрызаны: бобёр точил зубы. Но неожиданно царство бобров тоже перестало существовать. Всё началось с того, что однажды, придя домой, Миша спросил:
— Куда это подевался мой старый мушкет?
— Ты уже не бобёр? — спросила мама.
— Не называй меня бобром, — обиделся Миша.
— Как же теперь называть тебя?
— Я — мушкетёр! — с холодной гордостью отозвался сын.
— Ты знаешь, что такое мушкетёр?
— Знаю, — уверенно ответил мальчик. — Мушкетёр берёт врага на мушку. Я пошёл на пост. Задай овса моему коню.
Теперь вместо болотных сапог и берёзовых полешек, мама обнаружила под кроватью сына банку с молотым кофе. Она не знала, что это была пороховница с порохом.
Однажды за целый день Миша не проронил ни слова. Мама даже встревожилась, не заболел ли мальчик.
— Что с тобой, Миша? — спросила она сына.
— Ничего, — ответил мальчик. — Меня больше нет. Я погиб в бою.
— С мушкетом в руке? — спросила мама*
— Нет, с винтовкой. А на пилотке у меня была красная звёздочка.
Мама задумчиво посмотрела на сына и покачала головой:
— Во что ты играешь?
— Я не играю… Я погиб в бою… Нас окружили фашисты. Миша замолчал: он и так оказался чересчур разговорчивым для погибшего в бою.
Прошло довольно много времени с того дня, как маленький Миша, «окружённый фашистами, погиб в бою». Никто не знал, что творилось в душе у мальчика в эти дни. Никто не понимал его и не старался понять. Только один человек переживал «гибель друга». Это был худощавый мальчик с вытянутым лицом и красным от холода носом, на котором чудом держались проволочные очки.
Миша приходил к нему и спрашивал:
— Я ещё погиб?.. Я ещё долго погиб?
И мальчик в проволочных очках отвечал:
— Ты ещё погиб. Но мы что-нибудь придумаем. И однажды придумал — сказал:
— Ты уже не погиб! Молчаливый Миша обрадовался:
— Я опять живой?
— Ты опять живой! — ответил его старший друг, шершавой варежкой потирая замёрзший нос.
— Что же делать, если я опять живой?
— Готовься к полёту! — сказал друг, и в это мгновенье очки соскользнули с его носа и упали в снег.
Он присел на корточки и стал шарить рукой, чтобы найти очки, которые он без очков не видел. А Миша видел очки без очков — нагнулся, поднял их и протянул другу.
Тот подышал на стёкла. Протёр варежкой. И надел на нос. Как всегда немного коса Но в очках он сразу почувствовал себя уверенно и снова повторил:
— Готовься к полёту!
— Я готов, — отозвался Миша. — Мы полетим на маленьком самолётике?
— Мы полетим на космическом корабле.
Миша не мог выговорить трудное взрослое слово «космический». Он сказал:
— Полетим на корабле.
— Может быть, нам удастся совершить мягкую посадку на Луне.
— Удастся! — поддержал уверенность друга Миша. — Я принесу подушку. У нас есть большая, мягкая…
— Не надо… подушек! — сказал старший друг. — На Луне даже самая жёсткая подушка кажется мягкой.
— Луна мягкая? — смекнул Миша.
— Мягкая. И холодная.
— Мы наденем валенки.
— Она холодная, но и горячая.
— Интересная Луна, — сказал Миша. — Ночью мы будем ходить в валенках, а днём бегать босиком. Полетим же скорее!
И они полетели.
Теперь, на удивление маме, Миша говорил:
— Сегодня я буду спать в валенках.
Мама испуганно смотрела на Мишу. Но тот успокаивал её:
— Только три дня.
— А через три дня?
— Мы вернёмся… И ещё дай мне зонтик.
— Ты будешь спать под зонтиком?
— Может быть, мы прилунимся в Море Дождей.
Мама облегчённо вздохнула и улыбнулась. Но Миша оставался серьёзным.
— Если мы не вернёмся, — сказал он, — тогда…
— Что тогда?
Миша задумался. Потом тихо сказал маме:
— Тогда… ты не плачь. — И стал считать почему-то в обратную сторону: — Пять, четыре, три, два…
Вскоре после полёта на Луну Миша превратился в школьника. Теперь, уходя гулять во двор, он говорил:
— Я пошёл в школу.
А возвращаясь домой, радостно сообщал:
— Я схватил кол.
— Какой кол?
На этот вопрос он затруднялся ответить. Он говорил:
— Купи мне тетрадь, я буду делать уроки; Это учитель «схватил мне кол»!
Неожиданно на всех соседних заборах появилась огромная надпись, сделанная мелом. Большими неровными буквами были выведены два слова: .
«Миша пишет».
На заборе склада, на заборе новой шахты метро, на заборе завода, на заборе стройки — всюду была написана радостная новость:
«Миша пишет»,
И след почтового голубя, превратившийся в маленький самолётик, высоко в небе писал большими, хотя и невидимыми буквами:
«Миша пишет».
Его научил писать необычный учитель в очках, косо сидящих на красном от холода носу.
Кроме того, этот учитель научил Мишу тачать настоящие сапоги-скороходы, строить бобровые хатки, обращаться с мушкетом, идти в бой в пилотке с красной звёздочкой и шагать по Луне в валенках, с которых спадают галоши.
