ВОЛЧЬЯ НОЖКА
Вот если сказать Нине Игоревне: «Мне хочется построить шалаш». Что она ответит?
Она ответит: «Хочется и расхочется».
А тётя Тася, как услыхала про шалаш, сразу принесла Пете перочинный ножичек — маленький такой, с жёлтой костяной ручкой.
— Режь пока ветки, — сказала она.
— А какие?
— Это уж Валерий знает лучше меня.
— Тащи мне от каждого куста по листочку, — велел Валерий.
Петя притащил.
Один листочек был круглый, с зазубринками и шершавый.
— Это берёза, — оказал Валерий, — её ломать нельзя, она большим деревом станет.
— А разве берёза не белая? — спросил Петя. Он немножечко не поверил Валерию, потому что ведь берёзы белые, а у этого кусточка ствол коричневый.
Валерий, должно быть, понял, — поглядел на Петю и сказал:
— Пётр, премудрый человек, приходи сюда лет через десять — проверишь.
Петя покраснел и подал Валерию второй листок. Этот был гладенький, и рядом с ним на веточке несколько ягод: одни красные, а другие почернели уже.
— О, это волчьи ягоды, — сказал Валерий. — Некоторые глупые ребята их едят. Ты не ел?
Петя не ответил. Он нагнулся и сорвал травинку. Потом спросил:
— А почему это — волчьи? Для волков?
— Нет, — ответил Валерий, — для людей. — Он вытянул шею и сделал большие страшные глаза: — Кто их съест, у того волчья ножка вырастет.
— Какая это — волчья? — шёпотом спросил Петя.
— Обыкновенная, как у волка. Петя не дышал.
— А потом?
— Потом она утаскивает в лес.
— А когда?
— Ночью, конечно. Ну, показывай, какие у тебя там листья!
Петя не стал больше показывать по одному. Он раскрыл ладонь, и Валерий выбрал самый большой круглый лист, понюхал его и дал понюхать Пете.
Петя всё хотел спросить: «Если человек в доме, как же его утащишь? Из дома не утащишь!»
А у листа никакого такого особенного запаха не было, но Валерию он очень понравился.
— Из ольховых веток сделаем шалаш, ладно? — спросил он и весело заглянул Пете в лицо.
— Ладно, —сказал Петя.
Он пошёл и стал ножичком отрезать ветки.
А сам всё смотрел в ту сторону, где за деревьями опускалось солнце.
Оно делалось всё краснее и холоднее и падало, падало очень быстро.
И вот уже трава стала мокрой и холодной, а на небе, на светлом ещё небе, вдруг проступил белый полукруг.
Петя никогда такого не видел, чтобы ещё солнце и уже луна. И не знал, что же это — день или ночь? Тогда он схватил в охапку срезанные ветки, хотя их было не так уж много, и быстро пошёл к даче.
Валерий сидел на кровати и читал.
— А, принёс. Ну, молодец, — сказал он, не глядя на Петю. Он был совсем большой, Валерий, и книжка у него была без картинок.
— А где дядя Боря? — тихо спросил Петя.
— Он, может, и не придёт, — ответил Валерий и отложил книжку. — Темно становится.
— Я пойду домой, — ещё тише сказал Петя.
— Подожди. Тася хочет что-то твоей бабушке передать.— И крикнул: — Тася!
— Сейчас! — сразу же откликнулась тётя Тася из комнаты. Окно осветилось, и вокруг светлого окна воздух стал тёмным.
— Тася, Петя уходит! — опять крикнул Валерий и обернулся к Пете: — А ты, собственно, куда спешишь?
Петя даже сам не знал, куда он спешит, но он очень спешил.
От солнца ни краешка не осталось, и небо там было уже тёмно-синим, а половинка луны из белой стала жёлтой, почти такой же, как освещенное Тасино окно.
Тася вынесла лёгонький столик, поставила его возле Балериной кровати и накрыла белой скатертью. А кругом всё темнело: и кусты, и ветки елей, и трава.
— А когда дядя Борис придёт? — опять спросил Петя.
— Придёт, придёт, — ответила Тася. — Иди-ка помоги мне притащить стулья. — А когда Петя вложил замёрзшие пальцы в её тёплую и крепкую руку, нагнулась и сказала по секрету: — Сегодня у Валерия день рождения. Только он забыл. А мы с Борисом помним… — Она засмеялась и обняла Петю за плечи. — Не замёрз, Петушок? Ты что грустный?
— А если только одну ягодку съесть? — спросил Петя.
— Какую ягодку? — не поняла Тася.
— Ну, волчью…
— Волчьи ягоды нельзя есть, — сказала тётя Тася и дала Пете плетёный стул: — На, неси.
Петя донёс стул до сосны, под которой стояла кровать, сел на него и заплакал. Тася испугалась.
— Ушибся, да? Петя, что ты? О корень ногу сбил?
— Я съел одну, — всхлипнул Петя.
— Что съел?
— Волчью ягоду.
— Ну ничего, — сказала Тася. — Живот не болит?
И Пете показалось, что кругом лес, а у них тут домик — маленький такой, круглый светлый домик и очень дружный.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
В домик под лампой залетела белая толстая бабочка. Потом ещё одна. И ещё. Закружились у стекла. Над самой кроватью вылезли из темноты зелёные прозрачные листья — днём они не были такими зелёными и прозрачными. А у сосны, на которой висела лампа, была тёмно-коричневая кора, и в ней — глубокие неровные морщинки, как на земле после дождя от ручьёв.
Может, это улицы и на них кто-нибудь живёт, только кто-то очень маленький?
У Пети никогда ещё в жизни не было такого домика из света лампы. И он всё оглядывался, глядел.
Т
ася молча ставила на стол конфеты, печенье, потом принесла большой пирог. И улыбнулась Пете секретной улыбкой.
А Валерий лежал на спине, глядел на прозрачные листья над кроватью и молчал. Он не спрашивал Тасю, почему столько конфет и этот пирог.
Потом в темноте, на лопушиной дорожке, засветилась красная точка и стала приближаться. Никто её ещё не видел, только Петя. Он совсем даже не подумал о волках. Потому что там, где была эта точка, что-то чуть позванивало. И Петя знал уже, что это. Но он молчал, потому что, может быть, так было нужно.
Так было секретнее.
На траву их освещенного домика шагнул дядя Борис с гитарой. Он заиграл и запел громко, прямо закричал:
Да здравствует Валерка,.
Которому тринадцать лет!
Валерий засмеялся и захлопал в ладоши.
— Дядя Боря, я тоже помнил про рождение, я только думал, ты не знаешь! В городе все знали, а тут ещё — никто.
— Видишь, и здесь уже знают! — сказала Тася очень весело.
А дядя Борис отошёл в темноту, нагнулся и поднял с земли из-за сосны две корзиночки. В одной были яблоки, в другой — клубника «виктория». Петя сразу узнал.
Тася замахала руками:
— Что ты, Борис…
— Не от меня, не от меня, это от Нины Игоревны, — сказал дядя Борис. — Она сама скоро придёт. Вот допилит Лёку и придёт.
Петя хотел спросить, чем это она его пилит, но тут дядя Борис поднял над головой свою прекрасную гитару и положил её Валерию на кровать.
— А это — от меня!
Валерий даже охнул, даже забыл сказать спасибо. А тётя Тася вдруг заплакала. И отвернулась. Потом засмеялась:
— Боренька, да у тебя у самого ничего нет.
— Зато у меня есть вы! — сказал дядя Борис: Пете очень понравилось, как он сказал — серьёзно. Валерий схватил гитару и стал тихонечко дёргать то одну, то другую струну: соу-зоу-жоу…
— Ты меня научишь, дядя Боря?
— Ну конечно!
Тётя Тася тем временем принесла большой свёрток, и там оказался полосатый джемпер и компас. Настоящий моряцкий компас: такая круглая металлическая коробочка со стеклянной крышкой. А под стеклом стрелка с двумя концами — синим и красным. И она вздрагивает там, внутри, как живая… Петя никогда такого не видел! По компасу можно определять, где север и где юг и куда плыть кораблю, — так сказал Валерий. А ещё он сказал:
— Знаешь, дядя Боря, я этого Петра беру на наш корабль.
— Ну и правильно, — ответил дядя Борис. — Такой человек в море нужен.
Он так и сказал: «нужен». И Петя был рад. Только вот он, Петя, ничего не подарил Валерию. Он думал теперь о газетных человечках, но было жаль Мужа-и-Повелителя по имени Лёка. И так его пилят. А потом, может, Валерию они не понравятся.
— Ты любишь газетных человечков? — спросил Петя.
— Чрезвычайно, — ответил Валерий. — А что это такое?
— Хочешь, я тебе подарю?
— Да ведь ты мне уже подарил. Тася, где наш Ворон? Дядя Боря, мне Петя утром такого смешного Ворона подарил!
И правда, ведь был Ворон!
Тася принесла его в ладонях. Птенец спал. Закрыл глаза и спал.
Потом стал щуриться от света, приоткрыл сперва один глаз, потом другой, потом вытаращил оба глаза — испугался — и вдруг как замашет крыльями, как полетит!
Тася бросилась за ним. Петя тоже. Но он прыгнул в траву и отбежал, потом полетел немножко и опять побежал по тёмной и мокрой траве.
— Гоните от лопухов! — крикнул Петя.
Но птенец уже прыгнул в лопушиные листья.
И всё.
И найти его было нельзя.
Валерий сидел, вцепившись руками в подушку.
— Ничего, — сказала Тася.
— Его съест кошка, — тихо ответил Валерий.
— Тут и кошек нет, — опять стала утешать Тася.
— Он не умеет летать, — сказал Валерий.
— Его возьмут вороны. Ведь ты знаешь, как птицы учат детёнышей летать? — уговаривала Тася Валерия, будто он плакал.
А он не плакал. Он был большой. И очень жалел птенца.
Петя встал и пошёл к лопухам.
Было мокро от травы, очень темно и ничего не было слышно. Петя поднял лопушиный лист, и второй, и третий. Там было ещё темнее, под лопухами, и пахло землёй, корнями и толстыми стеблями.
Петя всё ждал, что как утром: поднимет лист, а там этот глупый птенец с круглыми глазами! Но птенца не было. Так Петя добрёл до поваленного забора. Он бы пошёл и дальше, потому что Валерий вот так сидел и не плакал, а только тихо говорил. Но тут его позвала Тася.
Петя оглянулся — а там, возле кровати, на столе, горели-полыхали свечечки, воткнутые в пирог! Казалось, что это было всё очень далеко, как будто прошло уже!
И Петя побежал обратно. Потом они пили чай. Петя сидел на кровати, ноги ему Тася укрыла новым Валериным джемпером.
Все говорили, что он, Петя, молодец и настоящий друг, а Петя только глядел на всех. Теперь можно было ничего не говорить: и так его любили. Вот как около мамы — сидишь и молчишь…
Вдруг почему-то лампа стала маленькой и сосна маленькой, стол с пирогом отплыл в сторону и закачался. И кто-то, может быть даже мама, поднял Петю и понёс через темноту.
Сквозь сон Петя слышал, как его положили в кровать и как дядя Борис стягивал с него рубашку, а Нина Игоревна громким шёпотом говорила:
— (Что ты его как липку дерёшь! Руки не выверни! Ты здесь седьмая вода, а мне перед его матерью отвечать!
И тогда Петя попросил:
— Сову… Дайте мою сову!
Потому что теперь он никогда не засыпал без своей приручённой совы.
Только никто не знал об этом.