МАМА

 

Петя проснулся от холодных капель. Это Нина Игоревна открыла окно над его кроватью и полотенцем гнала мух. А мухи летели обратно. Кому же хочется под дождь!

 

Петя засмеялся.

— Кто это тебя учил над старшими смеяться? — рассердилась Нина Игоревна.

— Разве они старшие? — спросил Петя.

— Кто?

— Мухи!

— Тьфу! — ещё больше рассердилась Нина Игоревна. — И верно говорят, что в тихом омуте…

 

Петя уже слыхал про омут, что там водятся черти. Только он не знал, что такое омут и что такое чёрт. Но спрашивать не стал, а начал одеваться. И быстро оделся, потому что и так было холодно от окна, а Нина Игоревна ещё делала ветер полотенцем.

 

В другой комнате, где стоял обеденный стол, было тепло от электрической плитки. Петя ждал, когда подогреются на плитке картошка и котлета, а сам всё помнил, как вчера кто-то нёс его мимо тёмных кустов и на очень синем небе желтела половинка месяца.

 

И он почему-то думал, что его несёт мама. Мама часто носила его на руках, хотя он был большой. А она смеялась, как будто она волк из сказки, а Петя как будто лиса, и пела за лису: «Битый небитого везёт! Битый небитого везёт!» Но вообще-то мама больше похожа на лису, потому что у неё жёлтые, как вчерашний месяц, волосы, и ещё она очень хитрая! Она сама говорит, когда Петя капризничает или незаметно выпрашивает что-нибудь:

«Ты не хитри, меня всё равно не перехитришь! — и повязывает на голову свой очень синий платок. — Я Лиса Патрикеевна».

— Нина Игоревна! — позвал Петя. — Нина Игоревна, а почему месяц на небе называется месяц и месяц, через который мама приедет, тоже месяц?

— А тебе что, собственно, нужно? Ты научный труд пишешь?

— Нет, я не пишу. Мне не хочется котлету, — сказал Петя и стал глядеть, как идёт дождь.

— Удивительно трудный ребёнок! — вздохнула Нина Игоревна. — Непонятный. Закрытая книга!

 

Она накинула на голову плащ и побежала из дому через дорогу к соседям, прямо под дождём. И Петя тоже накинул на голову пальтишко, спрятал под рубашку приручённую сову и побежал через сад, через пустырь и потом — по лопушиной дорожке.

 

 

Конечно, одно дело — живой Ворон, а другое дело — деревянная сова, пусть даже и приручённая. Но все-таки взял её, потому что помнил, как Валерий сидел и глядел туда, где лопухи, и не плакал.

 

Валерий был один в комнате и очень обрадовался Пете. И Петя обрадовался, что он обрадовался. Потом пришла Тася. Она тоже обрадовалась Пете. И тогда Петя спросил у неё про месяцы — почему они одинаково называются.

— Они оба проходят, понимаешь? — ответила Тася. — Месяц на небе сначала маленький, потом прибывает, прибывает — получается целая круглая луна, а потом опять идёт на убыль — и вот уж нет его. Новый нарождается. И другой месяц тоже: первое число, второе, третье… всё больше и больше, а потом тридцатое, тридцать первое — и конец. Начинается новый месяц.

— Когда он совсем кончится? — спросил Петя.

— А тебе зачем?

— Тогда мама вернётся.

Т

ётя Тася притянула Петю рукой за шею, прижала к своему нарядному платью.

— Ох, я сама твою маму жду не дождусь! А ты что, соскучился?

— Не знаю, — ответил Петя.

 

И он увидел, что Валерий поглядел на Тасю, качнул головой, будто она ему что-то сказала, а он согласился. Они были старше Пети, но не смеялись над ним. Раньше немного смеялись, а теперь нет.

 

УТРО СОВЫ И ДЕНЬ СИНЕГО СТЁКЛЫШКА

 

Когда Тася ушла, Валерий заметил сову.

— У, какая глазастая! — сказал он. — Пускай она тебя ищет, а ты будешь прятаться.

Петя сразу согласился. Тогда Валерий заговорил страшным голосом:

— Пока день, она спит в дупле. Но вот наступает ночь… Сова открывает глаза… Прячься!

 

Петя поскорее спрятался.

 

Первый раз он спрятался за аквариум, второй раз — под стол, потом — за шкаф и сидел там тихо-тихо, только очень дышал, потому что было жутко, как сова говорила: «Глаза мои видят, уши мои слышат! Лечу-у на добычу-у!» А потом кричала: «За шкафом, за шкафом!» Всегда находила. Но не сразу.

— Как это у тебя, то есть у совы, получается: «Лечу-у на добы-чу-у»? — спросил Петя, когда они кончили играть.

— Ну, это вроде стихов, — ответил Валерий. — Ты ведь знаешь стихи?

— Знаю. Даже очень много:

 

Ваня, Ваня, простота,

Купил лошадь без хвоста!..

 

Только это не про сову.

— А можно и про сову, — сказал Валерий. — Сидит сова ночью на суку. Представляешь? Кругом лес. Небо тёмное, и на нём — лапы ёлок, совсем чёрные. Там, наверху, где она сидит, — холодно, а внизу, под еловыми лапами, — тепло. И кто-то там возится.

— Кто? — спросил Петя.

— Вот и сова думает: кто? И спрашивает: «Почему ты не спишь? Как зовут тебя?»

— «Мышь», — ответил Петя.

 

А Валерий опять за сову говорит:

— «Приходи ко мне в гости». А Петя:

— «Я не хочу!»

 

А Валерий:

— «Тогда я сама к тебе прилечу!.. Лечу-у-у на добычу-у!» Да как бросится на мышку!

— А мышка в норку, а мышка в норку спряталась! — поскорей закричал Петя.

— Сова села на сучок, — сказал Валерий, — заворчала:

 

Мышки мне не нужно,

Обойдусь без ужина!

 

Петя очень был рад, что всё так кончилось.

 

Пришла Тася и принесла два стакана на тарелке. А ещё у неё было в руке синее стёклышко. Она бросила его Валерию на одеяло:

— Поглядите-ка! Валерий поглядел и сказал:

— Синяя Тася.

 

 

Петя тоже поглядел и сказал:

— Синий кефир!

— Это не кефир, — сказала Тася. — Это я вам яичный белок взбила.

— Синий белок! — крикнул Петя.

— И синий желток! — крикнул Валерий.

 

А потом поглядел в окно и закричал ещё громче:

— Синяя зелень!

— Ешьте, — сказала Тася. — Я нарочно побольше сделала, знаю ваш аппетит!

— Синий аппетит! — крикнул Валерий. Тася засмеялась:

— Хватит болтать. Что за глупость! Валерий и Петя закричали вместе:

— Синяя глупость!

 

Так они долго разговаривали — наверное, целый час!

 

И Тася смеялась вместе с ними.

 

ДЕНЬ КОМПАСА

 

Как-то вечером Валерий сказал:

— Послушай, Пётр, у нас с тобой было много дней: День рождения, День Синего Стёклышка…

— День Совы ещё, — подсказал Петя. — У нас же есть деревянная сова.

— Да. А завтра будет День Компаса. Ты выспись хорошенько и приходи пораньше. Мы отправляемся в плавание…

Петя всё думал: как это будет — День Компаса?

 

И рано утром побежал к дому на пригорке. А там всё было не так, как прежде: кровать под сосной не стояла, хотя светило солнце. Окна были закрыты, а дверь открыта. Петя вошёл в эту открытую дверь. В сенях никого не было, а из Валериной комнаты вдруг позвал незнакомый капризный голос:

— Мама, мама!

— Иду!.. — отозвалась из кухни Тася совсем не так, как прежде, не весело.

Она пробежала в комнату, толкнула на бегу Петю и даже не заметила.

 

Петя постоял в сенях и вышел на улицу.

Он пошёл от дома по лопушиной дорожке, но потом вернулся. Вдруг Валерий обидится? Сам велел приходить пораньше.

 

И Петя опять вошёл в сени и постучал в дверь:

— Можно?

— Кто? — спросил всё тот же капризный голос. — Кто? Входите.

Петя вошёл.

 

На диване лежал Валерий. Только он не приподнялся Пете навстречу и почти не улыбнулся. Был такой, как будто это не он.

— Ну что, Пётр?

— Я пришёл, — сказал Петя.

 

Но тут вбежала Тася. Она поставила на стол тарелку с кашей, потом обняла Петю и стала его легонечко выталкивать из комнаты:

— Иди, иди, Петушок. Валерий сегодня нездоров.

— У нас День Компаса, — сказал Петя.

— На, возьми компас, — не поняла Тася. — Играй.

— Подожди, Тася, — тихонечко сказал Валерий. — Я ему только покажу…

— Нельзя, Валерик.

— Я обещал.

 

Тася подвела Петю к дивану.

— Смотри, — сказал Валерий всё так же тихо. — Синий конец стрелки — видишь его? — показывает на север. Всегда-всегда на север. И если ночью посмотришь, стрелка светится.

 

Потом совсем шёпотом добавил:

— А другой конец показывает на юг…

Но тут Тася опять обняла Петю и увела из комнаты.

 

И он пошёл к Нине Игоревне и сел среди грядок.

 

Из дома пришёл Муж-и-Повелитель с корзинкой. Он стал отрывать пальцами клубничины от веточек. Они снимались легко и сочно.

— На, поешь, — протянул он Пете большую ягоду и поглядел на Нину Игоревну.

Но Петя не взял. Ему совсем не хотелось клубники «виктории».

— Оставь ребёнка в покое! — крикнула Нина Игоревна.— Дай ему сосредоточиться. Видишь, он играет.

 

А Петя смотрел на компас. Как бы он этот компас ни вертел, синий конец стрелки всё поворачивался к дому на пригорке. Не к какому-нибудь северу, а к дому на пригорке.

 

Петя хотел побежать, сказать об этом Валерию. Но сегодня было нельзя.