НОЧЬЮ

 

Ночью Петя проснулся оттого, что кто-то плакал женским голосом.

Нина Игоревна плакать не могла.

Муж-и-Повелитель не мог плакать женским голосом.

 

Петя приподнял голову, чтобы подушка не мешала правому уху. И тогда услышал:

— Лопухи вы! Лопухи! — Это говорила Нина Игоревна очень громким шёпотом.

 

А женщина, которая была лопухом, всхлипывала:

— Что же нам было делать?

— Как — что? — на весь дом шептала Нина Игоревна. — Сдать дачу и ехать на юг.

— Он не хотел, — опять всхлипывала женщина.

— Вот я и говорю, вы как были лопухами, так и остались. Кто же мальчишку слушает?!

— Я пойду, — сказала женщина. И голос показался Пете знакомым.

— Сколько не хватает? — спросила Нина Игоревна.

— Рублей двести, — ответила женщина. — Я пойду… Но Нина Игоревна перебила совсем сердито:

— Двести дам. Принесу. Только Борису — ни копеечки.

— Да что вы, он и сам не возьмёт.

— «Не возьмёт, не возьмёт»!.. — заворчала Нина Игоревна. — Откуда же он деньги-то берёт? За драмкружок-то свой гроши небось получает.

— Я не знаю, — ответила женщина.

— Да чего тут знать, — перебила Нина Игоревна. — Ясное дело, кого-нибудь из дружков своих пустит по ветру — вот тебе и сыт, и пьян, и нос в табаке. Ты его не очень, не очень-то приваживай!

 

Петя вспомнил, как дядя Борис — Седьмая Вода подбрасывал его и ловил, «пускал по ветру», и подумал, что он, наверное, шутил и что по правде это делается не так. И нос у дяди Бориса не был в табаке, хотя табаком от него пахло. И пожалел дядю Бориса: почему Нина Игоревна так о нём говорит, как будто он виноват? А это неправда.

 

Пока Петя так думал, женщина застучала каблуками по сеням, стала прощаться.

Петя приподнялся на локте — поглядеть. Мимо окна пробежала мама Валерия. Петя даже в темноте узнал. Балерина мама нарядная и весёлая. А теперь вот плачет.

 

И он всё лежал и думал и долго не мог заснуть.

 

МОЙ КАПИТАН

 

Петя проснулся поздно. Сразу было видно, что поздно: горячее солнце светило в глаза из-за самой верхушки берёзы. Берёза качнётся, и оно жаром как обдаст!

Петя побыстрей оделся: надо к Валерию. А дверь была заперта. Его здесь заперли! Все ушли и заперли, как котёнка. Тогда Петя вылез в окно. Ничего! Немного в голову только отдалось, когда спрыгнул. И побежал через сад.

 

Скорей, скорей… Лопухи тоже были мягкие, как тряпочные. А поваленный забор — горячий на ощупь. Петя потрогал его рукой.

 

Возле Валериного дома стояла легковая машина. Петя побежал быстрей. А машина вдруг поехала. И Петя не увидел, кто в ней. Но знал. И он замахал рукой. И ещё побежал.

Тогда машина остановилась. Стекло возле заднего сиденья стало опускаться, и выглянул Валерий. Он был не такой больной, как вчера, но всё-таки бледный, и глаза — не как всегда. Серьёзные.

 

Петя подбежал, споткнулся у самого колеса, ухватился за дверцу с опущенным стеклом.

— Тише, Петушок, — сказала тётя Тася.

Она сидела около шофёра, а рядом с Валерием был дядя Борис. Он закинул руку за спину Валерия и держал его.

— Давай пять, — сказал Валерий и протянул руку. — Я уезжаю на юг. — Он говорил тихо, но твёрже, чем вчера.

 

Петя достал из кармана компас.

— Нет, нет, — отстранил его Валерий. — Компас оставь себе. Ты теперь будешь здесь капитаном за меня.

— А ты?

— А я буду на юге. Буду на юге капитаном. — И вдруг улыбнулся Пете. — А потом наши корабли встретятся.

 

И взял с Петиной руки компас.

— Вот видишь, куда показывает красный конец стрелки? Там юг. Туда и поплывёшь. Держи компас.

— Ну, прощайтесь, ребята, — заторопила тётя Тася.

— Подожди, мам!

— Нельзя, Валерий, на поезд опоздаем. До свиданья, Петушок!

 

И машина тронулась.

— До свиданья, — ответил Петя.

— Будь, капитан! — крикнул Валерий и помахал рукой.

— Будь, капитан! — тоже крикнул Петя. И помахал рукой, и пробежал несколько шагов за машиной. *

 

Но она свернула за угол, громыхнула, уже не видная, на другой улице.

Тогда Петя повернулся и пошёл к дому. Машина оставила за собой примятую траву — здесь прошло колесо и здесь — и открытые на улицу ворота. И ещё остался дом, в котором теперь никого не было.

 

Петя сел на крылечко и долго сидел… вдруг дверь отворилась, и из дома вышла Нина Игоревна.

— Что же от тебя никуда не укроешься? — спросила она.

— Я не знал, что вы здесь укрылись, — сказал Петя.

— Я не укрылась, а собираться помогала, — ответила Нина Игоревна. — Сорвались как с цепи и уехали. Всё вверх дном поставили.

— Что вверх дном? — спросил Петя.

— Дом вверх дном, вот что.

 

Петя вошёл в сени. Там возле Валериной комнаты валялась деревянная сова. Он поднял сову и спрятал за пазуху. Нина Игоревна посмотрела и ничего не сказала. Пошла на кухню мыть и чистить кастрюли. Теперь она здесь была как хозяйка, и всё стало по её: много кастрюль, и веник откуда-то вылез, и совок, тряпка для пола, а потом на чистый пол постелились газеты… Это был уже не Валерин дом и не Тасин. И Петя пошёл по дорожке — от дома к пустырю.

 

За пазухой у него была приручённая сова, в руке — компас. Он старался не помнить, как скребёт и чистит Нина Игоревна в опустевших комнатах. Он глядел на компас.

Синий конец стрелки, как и прежде, был повёрнут к дому. А красный — на юг. На юг.

 

Туда, куда уехал капитан.