«Культура» №32 (7192) 9– 15 сентября 1999 г.
«Капитанская дочка» в Театре «Волшебная лампа»
«Капитанская дочка» в кукольном театре? Возможно ли такое, да еще с прекрасным результатом? Если это театр Детской книги «Волшебная лампа», то — вполне. Для тех, кто еще незнаком с ним, скажу, что театр этот совершенно необычен. Кукла здесь действует вместе с обыкновенными, в полный рост, актерами, не скрытыми ширмой. Если же ширма появляется, то как одушевленный образ: она может чувствовать, помогать героям, сопереживать происходящему. Активное, открытое взаимодействие куклы с человеком является важнейшей чертой театра. Так возникают особое магнитное поле, живой диалог героя с автором, актера — с образом, им созданным. Этот принцип выдержан во всех постановках В.Штейна, художественного руководителя театра.
«Капитанская дочка» — второе обращение театра к Пушкину после прошлогодней постановки «Свет мой, Зеркальце» (композиция по мотивам известной сказки поэта и его переписки с Н.Гончаровой). Обе работы оказались эстетически оправданными и абсолютно адекватными современному детскому восприятию. Как правило, сегодня ребенок мало читает и много смотрит. Театр «Волшебная лампа» учит детей по-настоящему смотреть, разбираться в театральных знаках.
Ткань «Капитанской дочки» (режиссеры-постановщики — В.Штейн и М.Рост) совмещает в себе несколько пластов. Прежде всего это народная стихия, песенно-сказочная, так интересовавшая и волновавшая самого Пушкина. В спектакль органично вплетены народные песни, записанные поэтом, найденные, восстановленные и исполненные Ансамблем народной музыки Дмитрия Покровского. Однако спектаклю не чуждо и ощущение комического, смешного. Сколько забавных деталей в описании Пушкиным детства Гринева, и ни одно из этих жемчужных зернышек не пропало в спектакле, все любовно обыграно, выражено в трогательных, наивных лицах кукол Гринева, Савельича (художник М.Грибанова). Сочетание комического и высокого просматривается почти во всех героях спектакля, будь то колоритная фигура хозяйки белгородской крепости капитанши Мироновой (актриса З.Рудавина) или по-кукольному трогательной Маши в исполнении Л.Телегузовой.
Что касается Гринева, то в спектакле это, разумеется, главная роль, и она проживается здесь в двух ипостасях: как кукла — Петруша Гринев и как взрослый Петр Андреевич. Ведущий актер театра А.Капатов в своем сценическом существовании соединяет все грани сложного образа. Актеру удается пронести чистоту облика Гринева, его как воинскую, так и человеческую честность и честь через колоссальные испытания стихией бесовщины. Бесовщины, материализованной в спектакле жутковатыми, зловещими масками самих пляшущих Бесов, раскачивающих, сотрясающих Русь. (Это тоже своего рода театральные персонажи в исполнении одной актрисы О.Пашиной).
Но почему же нам все-таки симпатичен Пугачев, тогда как отвратителен Швабрин?
Противостояние в спектакле позиций Гринева и Швабрина откровенно лубочно. Наверное, так изображались светлые и темные силы в представлениях народного театра.
Победа Гринева — победа не воинская, а человеческая. Она и в отказе служить самозванцу Пугачеву, и в сочувствии, жалости к этому шутящему «плохую шутку» человеку, разбудившему в народе вкус к живой крови. И мы тоже сочувствуем Пугачеву, хотя бы потому, что он по-человечески помог Гриневу. Всего этого не дано ни Швабрину, ни даже чиновникам от армии, в духе того же площадного театра сатирически изображенных в спектакле. Парадоксально, что в плане чувства справедливости рядом с Пугачевым (А.Нагорнов) стоит лишь сама Екатерина II, одетая в небесно-голубое платье (О.Пашина), в кукольном ее варианте воплощающая мечту народа о добром, справедливом правителе.
Но есть в спектакле у русской царицы и другая ипостась. Величаво-манерная, выраженная через вычурный менуэт переписка Екатерины с Вольтером (А.Нечаев), где она выступит в роли просвещенной монархини, а затем преобразится в безобразную Ворону, танцующую с Вороном (А.Захарьев).
Ворон, питающийся падалью, и Орел, предпочитающий живую кровь, из притчи, рассказанной Пугачевым, в спектакле персонифицированы. Их пляска будет своего рода продолжением хоровода Бесов. Для Гринева, для Пушкина, для создателей спектакля и Ворон, и Орел (А.Нагорнов) — суть две разновидности бесовства, сила которого кончается там, где начинается Человек.