«Независимая газета» 20.03.2009
Худрук театра детской книги «Волшебная лампа» считает, что с детским театром у нас проблем нет
Марина Грибанова – известный художник российского театра кукол, кроме прочего она еще и человек, сумевший создать свой театр. Собственно говоря, «своим театром» она занималась всю жизнь, с того дня, как шестнадцатилетней девочкой пришла в кукольную студию Московского дворца пионеров к начинающему режиссеру Владимиру Штейну, своему будущему мужу и постоянному соавтору. Очень скоро тандем Грибанова – Штейн стал одним из ярких и плодотворных творческих союзов художник – режиссер. Их «Белый пароход», поставленный в Башкирском театре кукол «гремел» на всю страну, завоевывая один за другим призы всесоюзных и международных фестивалей. Мэтр Образцов был восхищен, хотя до того убеждал своего ученика Штейна, что Айтматова на кукольной сцене поставить невозможно. Когда Штейн и Грибанова покинули Уфу и вернулись в Москву, они в конце восьмидесятых создали Московский театр детской книги «Волшебная лампа», сначала маленькую частную труппу, затем – государственный и популярный столичный театр для детей, а его основатели – Грибанова, Штейн и режиссер Виктор Плотников удостоены Государственной премии РФ. Уже почти восемь лет как нет выдающегося кукольника Владимира Штейна, а его театр живет. Накануне очередных школьных каникул наш разговор — о проблемах детского театра.
— Марина Борисовна, раньше, с легкой руки Сергея Владимировича Образцова, процветание театра кукол было частью государственной политики: каждому городу – театр кукол, каждому ребенку – театр кукол. Сейчас все изменилось. Годовалый ребенок тянется к пульту телевизора и телефону, чтобы нажимать кнопки…
— И пусть себе тянется. Но, конечно, ребенка нужно водить в театр и начинать лучше всего с театра кукол. Я не могу сказать, что государство совсем устранилось и не поддерживает его. В одной Москве в постсоветские времена открылось только государственных театров кукол – пятнадцать-двадцать, не меньше. А сколько их появилось частных — одному богу известно! У «Волшебной лампы» есть помещение, его оплачивает государство, у нас есть собственный зрительный зал, есть финансирование, правда, не полное. Но нашему театру его достаточно.
— А разве постановочная деятельность не требует дополнительных субсидий?
— А дело-то, знаете, не в субсидиях. Если бы мне, скажем, предложили четыре миллиона в год, с тем, чтобы я выпускала в год четыре спектакля, я бы сказала: «Спасибо, не надо!» Больше одной постановки в год выпускать очень сложно. Трудно придумать спектакль в такие сжатые сроки. Для рождения спектакля нужны те же самые девять месяцев. А в небольших городах театрам надо все время обновлять афишу, что они и делают. У провинциальных театров огромные репертуарные списки. Они – загнаны в угол. Какие-то спектакли играют, какие-то – не играют, какие-то восстанавливают, что-то новое делают, режиссеров из других городов приглашают, меняются спектаклями. И потом, что ставить всем этим театрам? То, что было написано в прошлом веке? Ни одной новой толковой пьесы я не встречала. Не пишут. Отсутствие драматургии – одна из главных проблем современного театра кукол.
— Но Ваш театр просто берет литературные произведения и ставит…
— Нельзя просто взять литературное произведение и поставить. Все равно нужно писать сценарий.
— Сейчас в распоряжении театра весь объем мировой литературы. И никаких цензурных запретов. Что хочешь, то и ставь.
— На самом деле, что угодно можно было и раньше ставить. Никто никого по рукам не бил. Я не припомню случая, чтобы в театре кукол запретили какой-то спектакль или запретили пьесу для театра кукол. К театру кукол относились очень терпимо, считали, что это – для маленьких деток. И не стоит к нему даже особо присматриваться. Вот когда мы в Уфе поставили «Белый пароход» по Айтматову, наше руководство – начальник отдела культуры обкома партии – очень эмоционально восприняла спектакль, плакала в конце, искренне и по-настоящему, но когда утерла слезы и успокоилась, сказала: «А нельзя ли сделать так, чтобы мальчик не утонул». А Владимир Михайлович Штейн ей твердо ответил: «Нельзя, автор не предусмотрел». Тогда она спросила: «Владимир Михайлович, почему у Вас во всех спектаклях, как начальник – так плохой человек?». А он ей: «Да что Вы, Клара Абдурахмановна, совсем не каждый раз!». На самом деле, если вспомнить репертуар башкирского театра кукол, мы там тоже непрерывно ставили литературные произведения. А если нам нужны были пьесы, то они создавались, как тот же «Белый пароход» или «Галима» по «Черноликим» Гафури.
— То есть все упирается в идею…
— Была бы идея, нашлись бы и авторы. Потому, что талантливые писатели есть, но за отсутствием идей никто с ними не хочет работать. А, кроме того, авторам, извините, надо платить. На это тоже далеко не все коллективы способны. Раньше пьесы для театра приобретало Министерство культуры. А сейчас, может, оно это и делает, но мне об этом ничего не известно. Зато у нас есть другие возможности, у нас есть наша выручка. Никто нас не обременяет ни репертуарными, ни финансовыми планами, ни планом по зрителям. Мы просто уведомляем наше руководство, что у нас будет столько-то спектаклей, столько-то – зрителей и мы предполагаем, что у нас будет такая-то выручка. Мы можем играть один спектакль каждый день десять лет подряд, и никто слова не скажет. Меня никто не заставляет делать спектакли к датам или каким-то праздникам. У нас полная – творческая и производственная свобода.
— Так что положение Вашего театра Вас устраивает?
— Не устраивает только то, что сейчас стало очень трудно найти артистов и технических специалистов, их всех оттягивает шоу-бизнес. Но это – стихийный процесс и государство здесь не причем.
— А с чем Вы связываете то, что в шестидесятые-семидесятые годы был необыкновенный взлет кукольного театра, а сейчас, когда можно делать, все что хочешь и у художника столько возможностей, наблюдается очевидный спад?
— В том-то и дело, что делай, что хочешь. А все, на самом деле, хотят достойно жить и прилично зарабатывать. Зарабатывать можно только одним способом, ставить как можно больше в других театрах, не в том, в котором работаешь, где тебе платят только зарплату. Зарплаты тоже в театрах очень разные, потому как очень разные доходы у населения и разная стоимость билетов и разное отношение к театру у местной власти. Конечно, Москва это – государство в государстве, здесь живут совершенно по-другому. Практически никто из зрителей, звонящих нам в театр, не спрашивает о стоимости билетов, а интересуются: что идет сегодня. На периферии, конечно, все иначе. Раньше, когда у нас всё распределялось, все кукольные театры были на равных.
— Но талантливых режиссеров от этого больше не становилось…
— Раньше театрами руководили в основном директора, и если у директора были какие-то амбиции, если ему чего-то хотелось, он приглашал себе талантливого режиссера и делал все, чтобы тот мог работать. А теперь – и директоров тех нет, и режиссеров мало. И, к сожалению, роль режиссера начинают исполнять художники. Не от хорошей жизни. Художнику, в общем-то, не свойственно стремиться стать режиссером. Конечно, всякое бывает. И режиссер может хотеть стать художником. И художник может хотеть стать режиссером. Но это – все-таки редкость. Вот лично я, совершенно не хочу быть режиссером, и большинство художников не хочет. Это – совершенно другая профессия. Очень тяжело и неудобно существовать в двух качествах одновременно. Я часто вижу: художник – хороший. И он же – плохой режиссер. Скорее всего, у него выбора не было. Скорее всего, у него просто-напросто нет режиссера. Но они отсутствуют в природе. Сейчас выпускники театральных вузов получают диплом, в котором написано «артист драматического театра, кино, театра кукол»… и еще «режиссер». Просто универсал какой-то! А я не верю, что такое может быть!
— Как же стимулировать появление режиссеров?
— Время, наверное, должно стимулировать. Раньше талантливые режиссеры шли в театр кукол потому, что он не подвергался такой цензуре, как драматический театр. Очень многие талантливые режиссеры считали, что в именно в театре кукол им легче будет что-то сказать зрителю (и к тому же безнаказанно). И так оно и было. Поэтому ставили много взрослых спектаклей. Зрители очень охотно шли на вечерние взрослые спектакли в театр кукол. А сегодня цензуры нет, говори что хочешь, если тебя кто-то будет слушать. Времена изменились. Условия жизни изменились, обстоятельства. Очень многое поменялось. Наверное, сегодняшний день не склонен рождать режиссеров.