Повести Галины Демыкиной

— Вот, получай, — сказал папа и вынес из комнаты тот свёрток, что не хотел показать вчера.

А это был школьный костюм. У Мальчика вообще никогда ещё не было костюма, только короткие штаны и рубашки да зимой рейтузы… А тут… был костюм

Мальчика уложили спать, когда было ещё почти светло. Летом его всегда так укладывали. Он долго глядел на ветки сосны — они сплетались, перепутывались, и опять Мальчик видел в них чёрные ямы и светлые ходы и выходы, как в тот вечер, когда мама рассказывала ему про Филюшку.

Внутри дома были те же ветки, листья, ягоды. А ещё был пенёк, спрятанный в папоротнике.

— Садитесь, — сказал Старый Белк.

Возле зайчиной клетки в траве — вмятина. Сюда каждый день приходит Мальчик. Он сидит, иногда лежит и смотрит. Мама думает, что ему больше нравятся зайчата. Они, конечно, красивее. Но смотрит он на зайчиху. Только на зайчиху.

Всё началось в субботу.

В этот день папа встал рано и уехал в город. Мальчик проснулся, а папы нет. Как же так? Ведь они сговорились покататься на велосипеде?!

Ночью Петя проснулся оттого, что кто-то плакал женским голосом.

Нина Игоревна плакать не могла.

Муж-и-Повелитель не мог плакать женским голосом.

Петя приподнял голову, чтобы подушка не мешала правому уху. И тогда услышал:

Петя проснулся от холодных капель. Это Нина Игоревна открыла окно над его кроватью и полотенцем гнала мух. А мухи летели обратно. Кому же хочется под дождь!

Вот если сказать Нине Игоревне: «Мне хочется построить шалаш». Что она ответит?

Она ответит: «Хочется и расхочется».

А тётя Тася, как услыхала про шалаш, сразу принесла Пете перочинный ножичек — маленький такой, с жёлтой костяной ручкой.

На другой день было солнышко. Оно было сначала на полу комнаты, потом на крыльце, а потом и в саду — это когда Петя перешагнул колышки и пошёл по садовой дорожке.

Теперь Петя знал, что здесь ходить можно, раз он ничего не сорвёт.

Седьмую Воду, по имени дядя Борис, Петя ещё не видел. Дядя Борис приходит, когда все уже спят. Сразу в сенях начинает что-то падать, и Нина Игоревна громко говорит:

— Ну, явился — не запылился!